Читать интересную книгу Солнце любви [Киноновелла] - Петр Киле

Ослепительный, как солнца свет, сонет! До утра еще немало сонетов он пробормотал, не все успевая записывать.

Любовь слепа и нас лишает глаз.Не вижу я того, что вижу ясно.Я видел красоту, но каждый разПонять не мог, что дурно, что прекрасно.

И если взгляды сердце завелиИ якорь бросили в такие воды,Где многие проходят корабли, -Зачем ему ты не даешь свободы?

Как сердцу моему проезжий дворКазаться мог усадьбою счастливой?Но всё, что видел, отрицал мой взор,Подкрашивая правдой облик лживый.

Правдивый свет мне заменила тьма,И ложь меня объяла, как чума.{137}

16

В парке, воспользовавшись хорошей погодой, устраиваются увеселения. Но вскоре Шекспир и Мэри Фиттон оказываются в центре внимания, как на сцене, на которой выступает поэт, театр одного актера, а Молли предстает, как в пантомиме, с репликами зрителей.

            УИЛЛ       (следуя за Молли)Оправдывать меня не принуждайТвою несправедливость и обман.Уж лучше силу силой побеждай,Но хитростью не наноси мне ран.

Люби другого, но в минуты встречТы от меня ресниц не отводи.Зачем хитрить? Твой взгляд - разящий меч,И нет брони на любящей груди.

Сама ты знаешь силу глаз твоих,И, может статься, взоры отводя,Ты убивать готовишься других,Меня из милосердия щадя.

О, не щади! Пускай прямой твой взглядУбьет меня, - я смерти буду рад.{139}

Казалось, ничего не изменилось, при людях внешне они всегда так держались, пряча от всех, что они не просто знакомы, а близки. Шекспир уже прямо обращается к Молли:

Мои глаза в тебя не влюблены, -Они твои пороки видят ясно.А сердце ни одной твоей виныНе видит и с глазами не согласно.

Мой слух твоя не услаждает речь.Твой голос, взор и рук твоих касанье,Прельщая, не могли меня увлечьНа праздник слуха, зренья, осязанья.

И всё же внешним чувствам не дано -Не всем пяти, ни каждому отдельно -Уверить сердце бедное одно,Что это рабство для него смертельно.

В своем несчастье одному я рад,Что ты - мой грех и ты - мой вечный ад.{141}

МОЛЛИ. Ты что-то хочешь мне сказать, Уилл?

УИЛЛ. Нет, я веду с самим собою речь.

МОЛЛИ. Бормочешь, как безумный, иль актер...

УИЛЛ. Я есть актер, поденщик подаяний...

МОЛЛИ. Оставь меня!

               УИЛЛПрезреньем ты с ума меня сведешь...Любовь - мой грех, и гнев твой справедлив.Ты не прощаешь моего порока.Но, наши преступления сравнив,Моей любви не бросишь ты упрека.

Или поймешь, что не твои устаИзобличать меня имеют право.Осквернена давно их красотаИзменой, ложью, клятвою лукавой.

Грешнее ли моя любовь твоей?Пусть я люблю тебя, а ты - другого;Но ты меня в несчастье пожалей,Чтоб свет тебя не осудил сурово.

А если жалость спит в твоей груди,То и сама ты жалости не жди!{142}

МОЛЛИ. Неужто хочешь ты меня ославить? О, нет, не верю!

ГОЛОСА. Ах, что изображает там Шекспир?

Но тут новое происшествие всех взволновало. Граф Саутгемптон умчался поспешно куда-то. Шекспир подошел к Флорио.

УИЛЛ. Что случилось?

ФЛОРИО. Прибежали слуги братьев Данверзов... С их слов выходит, братья Лонги обедали в постоялом дворе в Кошэме, куда явились братья Данверзы в сопровождении слуг; сэр Чарльз ударил дубинкой сэра Генри; последний вытащил шпагу и ранил первого; тут сэр Генри Данверз вытащил пистолет и выстрелил в своего тезку, тот упал и вскоре скончался.

УИЛЛ. Старинная вражда вновь вспыхнула...

ФЛОРИО. Братья Данверзы укрылись во владениях графа, и теперь в его власти выдать их властям или устроить им побег во Францию, на что они надеются.

УИЛЛ. Запахло Вероной?

ФЛОРИО (не без усмешки). А за юных влюбленных сойдут Уилли и Молли?

УИЛЛ. Сойдут, конечно, и не они одни. Враждебен мир любви и красоте.

17

Постоялый двор в Кошэме. На галерее Шекспир, собравшийся в дорогу, и Мэри Фиттон, вышедшая из номера вне себя.

МОЛЛИ (полушепотом). Ах, в чем винишь меня, как шлюху, в порочности, пленительной тебе еще недавно?

УИЛЛ. Прости. На мне твой грех.

Мэри Фиттон отступает, впуская в комнату Шекспира. Они невольно тянутся друг к другу и обмениваются поцелуями.

МОЛЛИ. Как ты был с нами юн, я снова юной себя с ним ощущаю, вне греха. Уилл! Благодарю тебя за все - в любви твоей я возросла душою, но юность обрела я вновь в любви подростка, будто вновь вступаю в жизнь... С тобою грех познала, с ним любовь, как ту, какую пел ты мне в сонетах; ты научил меня любви высокой твоей души, когда и грех, как счастье; и то же сделал, уж конечно, с ним, и как же было не влюбиться нам, когда трезвоном соловьиным воздух вокруг нас оглашался без конца?

УИЛЛ. Поэт играет стрелами Амура? Да, это правда. Но Уилли юн...

МОЛЛИ. Он юн. Да разве это недостаток? Я подожду, когда он подрастет и выйду замуж за него, поскольку люблю его совсем уж не шутя. Прекрасный, юный и в меня влюбленный, как было не влюбиться, не любить, забыв о браке и греховной связи, с рожденьем новым в сфере красоты, куда вознес меня поэт в сонетах?

УИЛЛ. О, Молли!

МОЛЛИ. И что ты знаешь о моем браке?  Это был опрометчивый шаг с моей стороны, как в юности бывает. Отец мой не признал его, и муж мой, повенчавшийся со мной тайно, был вынужден покинуть меня. Я не знаю, где он, может быть, уехал в Новый свет. Я как была Мэри Фиттон, так и осталась Мэри Фиттон.

УИЛЛ. На счастье мне и в горе!

МОЛЛИ. Твоя любовь наполнила мне душу поэзией, покровом нежной страсти, что нас свела, как песня и любовь, и ею одарила нас, как счастьем, земным ли? Нет, воистину небесным.

УИЛЛ. Конечно, я кругом тут виноват.

МОЛЛИ. Ты пел любовь и юность красоты, что воплощали мы с Уилли, значит, ты нас и свел, как многих ты сведешь напевом соловьиным по весне. О, не вини нас, мы ученики, и дело чести быть тебя достойными.

УИЛЛ. А скажут, ввел я вас в соблазн, как дьявол.

МОЛЛИ. Да, страсть была, и похоть, и любовь в ней проступали, жаля, словно пчелы, залечивая раны медом счастья. Нет, ничего чудеснее не знала!

УИЛЛ. Прости!

МОЛЛИ. Но с тем скорей грозила нам разлука на горе и во благо наших душ, возросших для любви высокой, чистой, как в юности бывает: все впервые, и страх неведом, как и грех, лишь радость пленительных волнений и мечтаний о восхожденье к высшей красоте.

УИЛЛ. Все так, все так! Да ты сама Венера...

МОЛЛИ. О, нет! Когда любовь, в любви все чисто, как в юности, а мы-то, знаешь, юны. Воспой любовь невинных юных душ, когда все внове, как в весенний день, и сладостная нега поцелуев, прикосновений первых до объятий сплетенных тел соединеьем в страсти, ликующей, как радость бытия.

УИЛЛ. Прекрасна красотою смуглой ночи в сиянии созвездий и зари, еще ясна умом, как светлый день!

МОЛЛИ. Прости. Прощай. Не проклинай меня.

УИЛЛ. Прощай, любовь моя!

18

Мы видим одинокого всадника. Шекспир возвращается в Лондон. Годы ученичества и странствий закончились, хотя и поздно, в 30 лет, но теперь он мог творить свободно.

Мы видим, как на сцене, поэта, который произносит, быть может, самый патетический монолог о любви, это девиз и клятва:

                 УИЛЛ   Мешать соединенью двух сердецЯ не намерен. Может ли изменаЛюбви безмерной положить конец?Любовь не знает убыли и тлена.

Любовь - над бурей поднятый маяк,Не меркнущий во мраке и тумане.Любовь - звезда, которою морякОпределяет место в океане.

Любовь - не кукла жалкая в рукахУ времени, стирающего розыНа пламенных устах и на щеках,И не страшны ей времени угрозы.

А если я неправ и лжет мой стих, -То нет любви и нет стихов моих!{116}

19

Лондон. Квартира Шекспира, в которой он поселился с младшим братом Эдмундом. Эду 14 лет. Шекспир - актер-пайщик в труппе «Слуг лорда камергера».

С изменой возлюбленной и разлукой любовь Шекспира не угасла. Он заявляет Молли, когда ее облик возникает перед ним на фоне ковра, свисающего у стены, как занавес: